Название: Операции Луиджи Ларго
Канон: Генетическая опера
Пейринг/Персонажи: преимущественно Луиджи Ларго
Форма: мини, ~1480 слов
Категория: Джен
Жанр: драма, ангст, чорный юмор, стёб
Рейтинг: R
Краткое содержание: История из детства и юности Луиджи. О том, когда и при каких обстоятельствах он решил стать хирургом, что сделал для достижения своей цели, а также о том, почему это у него не получилось.
Предупреждения: ООС, убийство животных, смерти других персонажей
Примечание: Луи пытался. И я пытался.
Тема дня: Хирургическое вмешательство.
Луиджи определился со своей будущей профессией в четыре года, когда ему провели пересадку сердца.
Тогда он совсем ничего не почувствовал. Весёлые хирурги рассказывали ему забавные случаи из своей практики, а улыбающаяся гентерна вколола Зидрат, Луи заснул, а когда проснулся, на груди были слои белых бинтов и обеспокоенные вопросы медперсонала, как он себя чувствует. Всё было прекрасно, и стало ещё лучше, когда швы сняли, и на груди у себя он увидел тоненькие красноватые шрамы, побелевшие со временем.
Его папа был доволен тем, какую профессию он выбрал.
Читать дальше— Конечно, ты будешь первоклассным хирургом! — с гордостью говорил он, и Луиджи сиял от счастья.
В своём решении относительно дела всей жизни Лу укрепился в семь лет, когда ему пересадили лёгкие, а младший брат Пави занимал почти всё свободное время их папы, которого они и так видели преступно редко.
Всё было таким же: добрые хирурги, заботливые гентерны, белые бинты на груди, но теперь Луиджи стал старше и прежде, чем Зидрат на него подействовал, он обратил внимание на сверкающую чистотой палату и на новенькие розовые лёгкие, блестящие в ярком свете ламп. Перед тем, как заснуть, Луи внимательно смотрел, как гентерна готовила к операции острые ножи и, заметив его интерес, коротко поясняла, для чего они нужны. Лезвия заворожили Луиджи, и он твёрдо решил взять их в руки, когда вырастет, и спасать людей.
Отец поддерживал его в этом решении, и Лу твёрдо решил, что тот всегда будет им гордиться.
В двенадцать Луиджи впервые позволили протереть спиртом все необходимые инструменты и посмотреть на операцию.
Он хорошо запомнил этот случай.
Лампы светили так ярко, что, казалось, могли ослепить, если поднять глаза к потолку. Пожилой пациент о чём-то жизнерадостно вещал, пока Луиджи сосредоточенно протирал хирургические ножи и другие инструменты под присмотром гентерны.
Когда Луи закончил, дедушка неожиданно попросил его подойти, взял за руку и с чувством сказал:
— Мистер Ларго, вы станете великим хирургом!
Луи даже не знал, что ответить, покраснел как рак, но тут открылась дверь, вошли две другие гентерны в сопровождении хирургов, а та медсестра, что присматривала за Луиджи, вывела его из палаты.
Тогда Лу впервые наблюдал за работой настоящих, профессиональных хирургов. Все действия транслировались на огромный экран в комнате, где был Луиджи. Рядом с ним был один из хирургов, которого он мог спросить обо всём, что ему хотелось узнать подробнее.
Но Луи не спрашивал. Он заворожённо наблюдал, как руки врачей в белоснежных перчатках порхали над пациентом, которого теперь было и не разглядеть толком. Да и не важен он был теперь. Только прямоугольный вырез на голубоватой ткани, в котором то и дело сверкали скальпели. Движения рук гипнотизировали. Ножи рассекали податливую плоть так легко, будто это и не человеческое тело вовсе. Или тело настолько хрупкое и мягкое, что ему проще простого причинить вред? Неужели настолько легко извлечь какой-то орган из влажно блестящей раны? Но разрез нанесен не для того, чтобы убить, а чтобы спасти, поэтому в разверстую пасть поместили новенький орган — и началась сложная, кропотливая работа. Чтобы сохранить жизнь, нужно сильно постараться и соединить все кровеносные сосуды. Только так в новой, совершенной, но пока мёртвой печени затеплится жизнь.
Луи не отводил от экрана взгляд все девять часов. Только когда гентерны, наложив последние швы, остались бинтовать пациента, он с удивлением понял, что ужасно устал. Хирург дремал рядом, но оживился, стоило Лу отвернуться от экрана.
Была глубокая ночь, но в коридорах папиной клиники ярко светили лампы, и была какая-то совершенно особая атмосфера. Здесь только что спасли кому-то жизнь! Луиджи ещё раз убедился, что это достойное занятие, и за завтраком снова сообщил отцу, что в восторге от увиденного и теперь точно хочет стать хирургом. Папа засмеялся и потрепал его по волосам и сказал, что гордится сыном. Обделённый вниманием Пави обиженно сопел над тарелкой, а Луи был счастлив — и вид разобиженного брата только усиливал его эйфорию.
А через неделю настало время Пави посмеиваться над братом. Пациент умер от осложнений, вызванных возрастом. Это было весьма печально, Лу очень расстроился и решил, что никто из его будущих пациентов не умрёт.
После этого случая Луиджи серьёзно засел за книжки, к нему приходили вышколенные репетиторы, и тут оказалось, что прежде, чем так же ловко орудовать скальпелем, как это делали хирурги, нужно выучить кучу вещей.
Луиджи усердно постигал все премудрости под руководством терпеливых наставников, но даже пару лет спустя ему не доверяли поприсутствовать хотя бы при простенькой аппендэктомии.
К тому же Луиджи выяснил, что читать учебники и зубрить, не очень-то интересно. Лу честно пытался, но уже через полчаса он начинал отвлекаться, несмотря на все усилия репетиторов заинтересовать его биологическими фактами. Нет, это решительно невозможно выучить! Его завораживали только блестящие хирургические ножи, и он не мог дождаться, когда сам возьмёт их в руку, чтобы спасать жизни.
— Учись, сын, не пристало Ларго бездельничать! — строго говорил отец, узнав, что Луиджи недостаточно усерден на занятиях, и Лу заливался краской стыда.
— Мистер Ларго, если вы хотите стать хорошим хирургом, вам надо приложить больше усилий! — раз за разом повторяли репетиторы.
И Луиджи правда старался учиться. В тишине комнаты, отведённой для занятий, ничто не отвлекало от чтения, но сосредоточиться не получалось. Было тихо, но Луи знал, что за дверью хихикал Пави, а в клинике настоящие хирурги творили волшебство, пока он сидел тут, запертый в четырёх стенах и зубрил какую-то совершенно ненужную ерунду про лягушек и мышей.
Но раз надо, то надо, поэтому он снова всматривался в плывущие перед глазами строчки и пытался их запомнить, надеясь однажды с облегчением понять, что всё было не напрасно, и взять в руки скальпель, чтобы спасать жизни людей.
И этот момент настал! В пятнадцать ему позволили ассистировать при аппендэктомии, и Луи был на седьмом небе от счастья. Он суетился вокруг пациентки, нестарой ещё женщины, подавал врачу необходимые инструменты дрожащими от волнения руками, а также сосредоточенно следил, как ловкие пальцы хирурга точно действовали в аккуратном разрезе и ловко разбирались с розоватыми органами, определяя, что нужно удалить, чтобы пациент выжил.
Иногда Луиджи, чувствуя пристальный взгляд, поглядывал на пациентку, которая ободряюще улыбалась ему, краснел, улыбался в ответ, а затем снова возвращался к действиям хирурга. Операционную наполнял специфический тяжёлый запах, который пьянил Луиджи, и тот явно представлял, как он сам через пару лет будет держать скальпель так же уверенно, папа будет им гордиться, а Пави никогда не посмеет сказать, что у него что-то не получается.
И когда операция закончилась, Луи был в восторге и радостно рассказывал младшим брату и сестре о том, как это всё-таки здорово — быть хирургом.
Его эйфория длилась примерно неделю, после чего женщина, которой проводили операцию, неожиданно умерла от непредвиденных осложнений, повергнув его в шок. Почему он оказался причастен к двум единственным случаям со смертельным исходом в этой клинике?
Особенно обидно было от того, что о его провале узнал Пави и дразнился при любом удобном случае. Только маленькая Кармела пыталась его утешить и приободрить, и от её детской наивности и искреннего беспокойства становилось чуть-чуть полегче.
Но Луи не сдавался, и принялся учиться ещё усерднее, чтобы его пациенты никогда больше не умирали. Чтобы папа с Кармелой гордились им и чтобы Пави никогда больше не смел дразниться.
Через год Луиджи уже учился оперировать белых лабораторных мышей, твёрдо уверенный, что уж теперь тот час, когда он возьмёт сверкающий скальпель и пойдёт спасать жизни людей, близок как никогда.
Первая мышка не выжила.
Вторая тоже.
В третий раз у Луиджи получилось произвести все нужные манипуляции, и он гордился собой, а вечером за ужином рассказал о своём успехе, но так небрежно, как будто ничего особенного не произошло. Папа похвалил его, Кармела восхищённо захлопала в ладоши, а Пави обиженно сопел от недостатка внимания.
Луиджи был на седьмом небе, пока однажды не нашёл в клетке уже окоченевший трупик. Лу посмотрел на него, на живых мышек из другой клетки и, ещё раз убедившись, что внешне они ничем не отличаются, пересадил живую мышку в клетку умершей, а от трупика избавился.
После Кармела приходила посмотреть на живую мышку, и Луи всегда отводил глаза, пока она восхищалась его умом и усердием. Он твёрдо решил, что больше ни одно животное не умрёт. Мышку, заменившую умершую товарку, он отдал Кармеле к огромной радости сестры.
Но ни четвёртая, ни пятая, ни даже десятая мышки не протянули дольше недели после операции.
Это ввергало Лу в пучину отчаяния. Что ж такое? Почему у гентерн, оперирующих точно такую же мышку, всё получается, а у него — нет?
И когда очередная мышка испустила дух под его ножом, Луиджи пришёл в ярость.
— Да что ж вам надо, тупые мыши? Жалкие твари, когда вы начнёте выживать?
Он сам не заметил, как после умершей мышки под его скальпелем оказались живые и как он истыкал их ножом. Когда приступ ярости прошёл, Луиджи с недоумением оглядел десяток трупиков и потёки крови на столе, оглянулся на гентерну, которая должна была быть тут, но в операционной он был один.
После этого случая Луиджи решил никогда и никого больше не оперировать. Папа, разумеется, был страшно недоволен, Пави принялся ещё сильнее дразнить его, и Кармела тоже разочаровалась. Она надеялась получить от него других мышек, потому что та, которую он ей дал, почему-то долго не протянула.
Но Луиджи был непреклонен: оперировать он больше не будет, и точка.
Даже ещё несколько операций, проведённых ему самому, не заставили его изменить своё решение.
Правда, от сверкающего ножа Луиджи не отказался, но это уже совсем другая история.